Странные реалии, образовавшиеся в российском оффлайне с конца марта 2020 года, предсказуемо привели к перемещению основной активности граждан онлайн. В первую очередь, конечно, это удаленная работа и Интернет-покупки. Однако неожиданно российский цифровой мир «познакомился» с еще одним явлением – которое, пожалуй, раньше не встречалось. Это так называемый «цифровой митинг».
На практике это выглядело так. В некотором картографическом сервисе в определенной точке вдруг появляется много отметок от якобы находящихся там людей. И некоторые из этих отметок сопровождались высказываниями их обладателей – вполне тематического или, можно даже сказать, политического плана. В «нормальном» режиме такие отметки люди делают, когда физически находятся в какой-то точке – но на самом деле… их там не было.
Об этом новом явлении оперативно написали СМИ, и оно даже удостоилось комментариев от органов власти. Попробуем посмотреть на него поподробнее.
В общем-то, «цифровой митинг» — название условное. По своей сути это разновидность цифрового флешмоба. Для него используют картографический сервис с опцией комментариев и функцию чекина в определенной точке. Как известно, чекин можно сделать и самому пользователю – то есть его привязку к местности задает не геолокация, а он сам, находясь при этом в совершенно другом месте. Соответственно, получается, что «цифровой митинг» — это массовый чекин на определенной точке пространства и одновременные комментарии (высказывания) по некоей единой теме. Сходство с оффлайновым митингом при этом присутствует именно в «картографическом эффекте» — если считать, что чекин соответствует реальному местонахождению, создается впечатление, что на некоем пространстве собралось реально большое количество людей.
Первым в СМИ с сообщением об «онлайн-митинге» попал Ростов-на-Дону, где люди «виртуально собрались» у здания областного правительства. В цифровом пространстве это выглядело как куча чекинов на площади в Яндекс.Навигаторе, при этом от некоторых точек шли «каменты» — лозунги. Разумеется, темой ростовского «цифрового митинга» была тема так называемой «самоизоляции» и потери гражданами средств к существованию из-за нее.
Вскоре выяснилось, что Ростов отнюдь не одинок – сообщения об аналогичном «цифровом митинге» пришли из Красноярска. А дальше – то ли СМИ спровоцировали эффект тиражированием ростовского случая, то ли соцсети, но явление «цифровых митингов» стало стремительно охватывать крупные города и областные центры. Москва, Питер (здесь чекинились на Марсовом поле), Екатеринбург, Самара, Челябинск, Нижний Новгород, Новосибирск… Уфа, Воронеж, Оренбург, Ярославль, Кострома, Казань, Саратов, Краснодар. Акции стали комментировать журналисты и политики. К слову, традиционные «оффлайн-митинговщики» — оппозиционеры – «цифровой митинг» явно проспали, и изъявляли желание присоединяться к ним уже «по ходу дела».
Тут же возник вопрос: а можно ли «цифровой митинг» разогнать? Быстро оказалось, что можно. Журналист Александр Плющев сообщил, что модераторы Яндекса обратили внимание на сервис и начали «убирать» комментарии (и, надо полагать, чекины) пользователей. Как видим, при «цифровой форме» митинга «роль ОМОНа» играет администрация цифрового сервиса. В Интернете появились сообщения, что «разгоны цифровых митингов» имели место как минимум в Екатеринбурге, Москве и Питере. При этом реакция пользователей была разной. В Новосибирске юзеры сделали свои выводы и просто выбрали другую площадку – «отправились» в 2ГИС. А вот в Екатеринбурге, с его недавней историей массовых протестов, среагировали иначе – на место удаленных комментариев тут же прилетали новые. Уже упомянутый журналист Александр Плющев назвал эту стратегию поведения «цифровым бунтом», в который «перерос цифровой митинг».
Позднее Яндекс сообщил, что будет удалять сообщения на картах, если они не относятся к ситуации на дороге. По мнению журналистов «Известий», «таким образом она (компания Яндекс) представила свой ответ и раскрыла свою позицию на виртуальные митинги против режима самоизоляции». Вполне вероятно, что это может в перспективе сформировать пользовательский негатив в отношении сервисов компании и – по уже сложившейся на Западе традиции – перераспределить «цифровое потребление» в пользу конкурентов.
С точки зрения выражения гражданами собственного мнения, форма «цифрового митинга» в картографических сервисах представляется более «наглядной», чем, скажем, тематическое сообщество в социальных сетях или форум. Чекин, в отличие от пассивного членства в группе, создает новую формы демонстрации реального участия во флешмобе, для которой в общем-то не требуется такого проявления «причастности», как комментирование. В принципе, несколько сотен комментариев в некоей ветке обсуждения в соцсети, блоге или на форуме представить себе легко – но они воспринимаются как нечто совсем «отвлеченное» от реального пространства (то есть как простое обсуждение), при этом комментарии обычно сильно растянуты по времени. Поэтому объединение функций цифрового сообщества и флешмоба оказалось весьма необычным и наглядным.
Настолько наглядным, что вынуждена была отреагировать и официальная власть. Конкретно в Ростове выяснилось, что местный губернатор в курсе «цифрового митинга». Однако его реакция, как следует из информации пресс-секретаря, ограничилась темой «наведения порядка» в выдаче пропусков в городе. Другой пресс-секретарь – уже Президента России – сообщил, что «власти России отслеживают возникновение новых форматов в интернет-пространстве и внимательно анализируют сообщения граждан о возникающих у них сложностях». Однако в его комментарии прозвучало традиционное «не нужно из этого делать какие-то кампании».
С точки же зрения закона, «цифровой митинг», конечно, никаким митингом не является. Как не является демонстрацией, шествием или пикетированием. Однако к публикуемым комментариям на таких «цифровых митингах» вполне применимы нормы законодательства, регулирующего распространение информации в сети Интернет. То есть ответственность за них может последовать такая же, как за противоправный камент в соцсети – в том числе уголовная.
Насколько разовьется явление «цифровых митингов» и насколько они окажутся действенны – во многом зависит от политической системы и политической культуры, а конкретно – действенности и эффективности «обратной связи» между управляющими органами и населением. Однако, так или иначе, цифровой – и не только цифровой – мир столкнулся с новым явлением, которое вполне может попасть в его историю.