Месяц назад Президент России подписал федеральный закон о введении уголовной ответственности за склонение к самоубийству. Таким образом закрылась «лазейка» в законодательстве, которую использовали для работы «групп смерти» — сообществ в соцсетях, где подростков провоцировали на суицид. С учетом этого, можно делать определенные выводы относительно этого феномена, его прошлого и будущего.
Так что это было?
«Группы смерти» — эффектное журналистское клише, присвоенное сообществам в Интернете (сначала в соцсетях, потом в мессенджерах), в которых подросткам плавно прививали мысль о совершении суицида. Собственно, нечто подобное существовало и в оффлайновую эпоху – например, такие сообщества были весьма популярны в конце XIX – начале ХХ века. Интернет же, как и для многих других «вредностей», всего лишь расширил географию охвата и создал условия для относительной анонимности создателей и операторов групп.
В публичное пространство «группы смерти» выплеснулись благодаря неуемному журналистскому интересу к сенсациям – и в первую очередь огромной статье Галины Мурсалиевой в «Новой газете», которая ранее славилась своей аналитичностью. Информация, преподнесенная как нечто новое, помчалась из одного СМИ в другое, из Интернета попала на федеральные телеканалы… И в результате действия журналистов спровоцировали сразу два эффекта. «Эффект Стрейзанд», когда вся страна узнала о том, что ранее было известно лишь нескольким маргиналам, и «эффект ксерокса» — когда куча неустойчивых юзеров решили повторить эффект и плодить такие группы как грибы после дождя. Итогом стало то, что «группы смерти» действительно стали массовыми – плюс на них начался массовый заход подростков, желавших поглядеть, что это за новый зверь такой.
В подавляющем большинстве случаев «группы смерти» возникали в соцсети ВКонтакте. Во-первых, эта социальная сеть самая «молодежная» из имеющихся – как в Одноклассниках, так и в русском Фейсбуке основная масса аккаунтов принадлежит юзерам, уже окончившим вуз, а в ВК скопились в основном подростки и студенты. Во-вторых, уровень модерации в ВК по сравнению с Фейсбуком весьма слабый, поэтому «нехорошие» сообщества имели весьма хорошие шансы на долгую «жизнь». В том числе и такие.
С учетом специфики мышления подростков, действо в такой группе оборачивалось в некую «игру». Подросток, находящийся в депрессии, неожиданно узнавал, что он не один такой, и оказывался в кругу единомышленников. Вот только его направляли не на преодоление негатива, а на углубление депрессии. А чтобы интерес к теме не терялся, ему предлагали «игровые» задания. Например, слушать депрессивную музыку. Или нанести себе телесные повреждения. Или сделать селфи в опасной ситуации – например, на краю крыши высотного дома. Последним же заданием становилось покончить с собой.
После того, как на проблему обратили внимание, группы стали «конспирироваться» — сначала переходить в закрытый формат, а затем менять площадку. Из соцсети они потянулись в мессенджеры, переходя по сути в персональный формат общения. Правда, «расцвет» суицидных групп в мессенджерах оказался недолгим – к этому были готовы уже не только госорганы, но и администрации Интернет-ресурсов. Как результат – группы банились, не успевая возникнуть.
Кто за этим стоял?
Как ни удивительно, первая же версия насчет организаторов «групп смерти» оказалась самой правильной. Исследователи феномена предположили, что группы «ведут» люди слабо социализованные, с комплексом неполноценности, которые таким образом самоутверждаются за счет других – вот, дескать, я манипулирую целой кучей людей, а значит, я велик и ужасен. Причем речь шла о том, что модераторы групп – люди примерно того же возраста, что и их жертвы, и относятся к молодежи, а то и к таким же подросткам. То есть феномен отнесли к искажению молодежной субкультуры.
Однако столь «модный» феномен в нашей социальной культуре не мог не обрасти кучей конспирологических версий. Нашлись «эксперты», в основном из праворадикального крыла, которые тут же связали «группы смерти» с внешнеполитической повесткой и «нашли» за ними сатанистов, бандеровцев и даже западные спецслужбы. Таким образом, вопрос попытались поднять до уровня государственной безопасности и призывали «громы и молнии» вплоть до самоизоляции Рунета. Конспирологические версии оказались весьма интересны для ток-шоу нижесреднего интеллектуального уровня, в результате чего к «набросу на вентилятор» активно подключилось телевидение. Итогом стало создание атмосферы истерии в обществе и бум законодательных инициатив в отношении Интернета – весьма репрессивного толка.
В создавшейся атмосфере было непонятно, сколько же реально жертв вызвали «группы смерти». От десятков сразу перешли к сотням, а потом и к тысячам. Создавалось впечатление, что субкультура «групп смерти» массово захватывает сознание детей и грозит коллективными «акциями» такого масштаба, по сравнению с которыми «гари» староверов триста лет назад покажутся шуткой.
Ясность в изучении проблемы стала появляться с активизацией правоохранительных органов. Надо сказать, что сам феномен «групп смерти» строился на пробеле в российском законодательстве – доведение до самоубийства влекло уголовные последствия только при наличии угроз или жестокого обращения с потерпевшим. Этим-то и пользовались создатели таких групп, будучи уверенными, что им ничего по закону не будет. Но в силу истерии в обществе, какой не было даже во время ядерных угроз Рейгана, правоохранителей заставили «сделать хоть что-то» — и они нанесли визиты вычисленным администраторам проблемных групп. Тут-то и оказалось, что вместо «агентов спецслужб» группы вели тринадцатилетняя девочка с эпатажным ником, молодой парень без определенных занятий и с явно низкой самооценкой, или, например, столь же молодой работник метро с некоторыми сомнениями в его адекватности. Бандеровцев и Джеймсов Бондов как-то не оказалось.
Не смогли правоохранители подтвердить и многотысячные жертвы – общая правоохранительная статистика детских криминальных суицидов балансировала в районе нескольких сотен, при этом лишь в нескольких случаях «люди в погонах» смогли отметить прямую связь с суицидальными группами. Понятно, что в некоторых случаях такую связь можно было бы дополнительно предположить, но правоохранители привыкли иметь дело с фактами, которые доказаны.
Закат
Тем не менее обилие групп с романтизацией суицида – это был тоже факт. И неприятный. Хотя подавляющее большинство групп представляли собой просто следование внезапно возникшей моде и де-факто сформировали новую субкультуру (в чем-то параллельную с готами), далеко не все они были столь безобидны. Как реакция – на основе изучения феномена стали появляться информационно-просветительские материалы на эту тему. Детям разъяснялась опасность увлечения, необходимость получить реальную поддержку, а также пояснялось, где эту поддержку можно обрести. Родители же узнавали, как с высокой вероятностью определить вовлеченность ребенка в «группу смерти» и как грамотно на это реагировать. Как итог – ребята все чаще и чаще стали «выходить из игры». Тем более что жизнь – это «игра без сейвов», и вновь «возродиться» а-ля персонаж из компьютерной игры здесь как-то не получится.
У админов опасных групп сдали нервы – «вершительство судеб» дало слабину. В силу слабой адекватности они стали скатываться на угрозы выходящим из групп подросткам. Как лично им, так и их родителям и близким – дескать, «мы вычислили тебя через соцсеть и все про тебя знаем». Отдельные личности дошли до того, что стали подбивать своих «подопечных» на убийство родителей. Чем сделали великолепный подарок правоохранительным органам – теперь у них возникали вполне законные основания возбуждать уголовные дела. Понятно, что про «мы все про тебя знаем» был полнейший блеф, и, когда подростки это осознали (в том числе с помощью просветматериалов) – процесс «выхода из игры» было уже не остановить.
Тем временем опасность нового молодежного увлечения дошла и до руководства «самой популярной молодежной соцсети». Надо понимать, не в последнюю очередь благодаря общению с представителями индустрии и госорганов, включая тот же Роскомнадзор. И суицидальной тематике была объявлена «нулевая терпимость». А именно – пространство соцсети стали регулярно мониторить, проверять подозрительные сообщества и тут же их блокировать. Без перегибов, разумеется, не обошлось, и под бан попадали аккаунты отдельных борцов с группами смерти («тэговые» слова-то те же), но потом система как-то отрегулировалась. В том числе и потому, что регистрация новых групп пошла на спад – до шутников дошло, что, не успеешь ты создать новую группу, ее через полтора часа закрывают. Попытка уйти в «импортные мессенджеры» тоже ничего не решила – их администрации реагируют на жалобы общественности (а тем более национальных Центров безопасного Интернета) гораздо быстрее, чем российские, и в ответ на обоснованные предупреждения тут же «перекрыли» такому «развлечению» «кислород». Так, например, печально кончился «крестовый поход» «групп смерти» в Instagram.
Что же касается госорганов, то, параллельно с организацией оперативного реагирования, усилия сразу нескольких организаций направились на закрытие выявленной «дыры» в законе. Над своими проектами работали различные депутаты Госдумы, Следственный комитет, Уполномоченный по правам ребенка, в Общественной палате РФ даже специальную Рабочую группу собрали. В результате инфопространство взорвало обилием схожих законодательных инициатив разной степени проработанности, вплоть до признания склонения к суициду убийством. Наиболее проработанной, пожалуй, являлась инициатива, исходившая от недавно назначенной на тот момент Уполномоченной при Президенте РФ по правам ребенка А.Ю.Кузнецовой – отличаясь пониманием сути угрозы и специфики работы оноайн-каналов передачи информации. Для того, чтобы свести все «эмбрионы законотворчества» воедино, была организована специальная группа во главе с общеизвестной Ириной Яровой, которая и сформулировала финальную версию законопроекта. 7 июня этого года законопроект стал законом и «пробел» наконец закрыли. Надо сказать, что это тоже подействовало позитивно – и когда-то «страшные» «группы смерти» стали быстро уходить в историю…
А как у них?
Поскольку Интернет – штука глобальная, те или иные тренды в Сети имеют свойство «перекатываться» из одного национального сегмента в другой. Особенно при языковой схожести этих сегментов. Собственно говоря, есть мнение, что те же «группы смерти» появились сначала в украинском сегменте той же самой соцсети и были ориентированы на местных школьников, только затем перейдя в российский. Популярность «игр со смертью», немало раздутая журналистами, сыграла в этом плане злую шутку – похожие группы постепенно стали появляться и в более западных странах. Помимо Прибалтики с ее почти поголовным знанием русского языка, свои «группы смерти» отметились в первую очередь в Болгарии и Чехии, чьи Центры безопасного Интернета своевременно забили тревогу. Как и в России, у «братьев-славян» специфическую роль сыграли СМИ, которые начали кампанию о «страшной Интернет-угрозе, родившейся в России». Если чешский Центр безопасного Интернета сразу отреагировал памятками «как реагировать и что делать», то их болгарским коллегам задачу немало осложнили медиа – в связи с чем им пришлось пойти на то, чтобы назвать угрозу «фейковой». А тем временем феномен успел добежать аж до Испании, где также стали появляться свои «суицидальные группы».
Новую угрозу в Европе назвали «Blue Whale Challenge» — по имени наиболее раскрученного в статье Мурсалиевой тематического сообщества «Синий кит». Ситуативно реагируя на появляющиеся группы (в том числе на основе рекомендаций российского Центра безопасного Интернета), европейцы приступили к качественному анализу угрозы – в результате чего она оперативно попала в топ-листы Европейской сети Центров безопасного Интернета Insafe. Впрочем, у европейских коллег было некоторое преимущество – их пространство соцсетей де-факто монополизировано Фейсбуком, а у этой соцсети не только четкая политика реагирования на практически любые угрозы детской безопасности, но и на порядок более качественный мониторинг собственного пространства. Поэтому такого охвата «группы смерти» на Западе не получили, а неприятные инциденты касаются в основном мессенджеров и западных любителей ВКонтакте, пользующихся ей для получения определенного контента.
Тему «групп смерти» европейские коллеги планируют обсудить на профильных мероприятиях в конце 2017 года – поздновато, конечно, но, по известной пословице… Нас же, как россиян, радует другое – в нашем Интернет-пространстве новая опасная субкультура начинает сходить на нет. И это позитивно.